Контекст, или Как пиратство вообще стало возможным

На самом деле пиратство, возможно, никогда бы и не возникло, если бы не одно «но»: примерно в середине XV века никому особо до этого не известный ремесленник Иоганн Гутенберг изобрёл первый в Европе печатный станок. И после этого всё изменилось.

Реконструкция печатного станка Гутенберга.

Ведь как обстояли дела до появления печатных станков?

Все книги без исключения писались от руки либо монахами, либо особо образованными гражданами, а это значит, что ни о каком потоке по изготовлению книг и речи быть не могло. Нет хоть сколько-то массового производства — нет и ремесла, на котором можно зарабатывать деньги. Зато книгопечатание вполне могло стать таким прибыльным ремеслом.

В такой обстановке создавалась книжная продукция до распространения печатного станка. Изображение французского писателя Жана Мило (Источник)

Итак, ситуация складывается следующая: новое изобретение становится толчком для развития инновационного по меркам того времени ремесла, к тому же, ещё и прибыльного. Уже в XV веке спрос на печать и распространение книг невероятно растёт, а тысячи рукописей, лёжа в пыльных архивах, ждут своего звёздного часа — момента, когда их перепечатают и продадут читателям.

Вокруг нового ремесла, естественно, тут же формируются гильдии печатников (мы, всё-таки, не так далеко ушли от Средневековья, где гильдии — это круто, удобно и почётно). Гильдии каким-то образом пытаются:

во-первых, урвать себе кусок рынка побольше;
а во-вторых, ограничить своего соседа по цеху и обезопасить себя от конкуренции.

Внутри нового комьюнити формируются собственные нормы и правила «приличия», часто основанные на опыте ремесленников более ранних поколений.

Но куда же нам без государственного и церковного контроля? Время неспокойное, Реформация и протестантские войны уже стучатся в двери, а тут под носом — неотрегулированная и пока ещё не подцензурная отрасль, которая потенциально (и реально) способна сыграть большую роль в разделе власти и формировании новых государств.

Развитие типографии навсегда изменило понятие авторства, литературной собственности, а также нормы, по которым книги печатались и продавались.

Гравюра с изображением типографского цеха.

И примерно в этой точке появляются пираты.

Кто они вообще такие и чем они занимаются? Ответ простой на оба вопроса — практически то же самое, что и сегодня, но с некоторыми отличиями.

Главное отличие от современных пиратов заключается в том, что сейчас этим словом называют и потребителей, и распространителей (если у вас в голове возникли странные ассоциации, это исключительно ваши проблемы). Грубо говоря, сейчас неважно, просто ли ты скачал нелегально книжку или загрузил её на торрент-сайт — ты пират по умолчанию.

Но вплоть до века XX пиратами называли исключительно издателей.

Пиратами были издатели, которые:

Печатали от имени определённого автора тексты, не принадлежащие ему, чтобы заработать на его имени денег. В нашем понимании такой человек — либо фальсификатор, либо плагиатор, но вплоть до XVIII в. они вполне себе считались пиратами.
Вводили в оборот дешёвые оттиски, благодаря которым цена на изготовленные книги падала, а потребительский рынок, наоборот, увеличивался.
Печатали запрещённые цензурой тексты.

Некоторые делали все эти вещи вместе, некоторые — только отдельные. Но их объединяет то, что они действовали вне легального поля.

Кстати, а почему их вообще стали называть пиратами?

Так вышло, что обычное морское пиратство — это невероятно удачная метафора для людей, которые часто занимаются, как это ни странно, в буквальном смысле нелегальной международной деятельностью. Любое пиратство, книжное или морское, — это транснациональное явление. Людей, печатавших и продававших книжки, очень часто на родине считали легальными издателями, а за границей — пиратами. Но об этом позже.

Пока сообщества печатников пытались установить внутренние правила игры, а государство и церковь насаживали снаружи свои, пираты развивали (и совершенствовали) свою деятельность параллельно первым и в ответ на политику меркантилизма последних. Для тех, кто думает, что меркантилизм — это про любовь к деньгам, вот определение из вики:

Меркантили́зм (фр. Mercantilisme от лат. mercantile — «торговый», далее от лат. mercans — «торговец») — система доктрин, выдвигавшихся авторами трактатов XV—XVII веков, обосновывавших необходимость активного вмешательства государства в хозяйственную деятельность: установления высоких импортных пошлин, выдачи субсидий национальным производителям и так далее.

У пиратства были определённые «законы», благодаря которым оно вообще появлялось на отдельном рынке и закреплялось там, развиваясь. Вот они, согласно Б. Балацу:

Спрос и предложение были несовместимы друг с другом из-за искусственных установлений цен или слишком маленького объёма предложения. Эту брешь восполняли пираты.
Легальные издатели, сталкиваясь с пиратством, сначала обращаются к государству, которое принимает какие-то меры, а когда других вариантов не остаётся, само адаптируется к новым условиям. Это бесконечная игра, где все подстраиваются друг под друга и при этом играют против всех. Пираты — единственные, кто делает это в «серой» зоне.
Пиратство — это во многих случаях развивающая стратегия, которая позволяет обогащать рынок интеллектуальных товаров и в «развитых» государствах, и на периферии.
Пиратство играет ещё и политическую роль как противовес централизованному контролю над информацией. Цензура текстов до Нового времени в Англии и Франции постоянно подрывалась деятельностью пиратов.

Теперь, когда мы поверхностно, не углубляясь в детали, изучили матчасть пиратства, перейдём к более весёлой части статьи и рассмотрим на конкретных примерах, как можно было стать пиратом не только на море.

Первая* жертва — Дон Кихот

*Может жертвы были и раньше, но о них мне ничего неизвестно.

В 1605 г. в Испании выходит первый в европейской истории современный роман — «Дон Кихот». Не прошло и года с момента издания книги, как её автор Мигель де Сервантес, понял, что его пародия на рыцарские романы стала бестселлером. Дон Кихот превратился в самого популярного европейца.

Изначально Сервантес заключил эксклюзивный договор на публикацию с мадридским книгоиздателем Франциско де Роблесом, и он же был ответственен за последующие издания в других европейских городах.

За первые 10 лет было выпущено 13 500 экземпляров — огромная цифра для Раннего Нового времени. Бешеная популярность романа сделала своё дело: теперь приобщиться к лучам славы романа и в особенности к доходам от него мечтал любой типографщик.

Люди сходили с ума по Дон Кихоту.

Они не просто его обсуждали, но и одевались в обычной жизни, как персонаж романа или его слуга Санчо Панса, а ещё писали к роману свои продолжения.

И в самом этом факте, на самом деле, не было ничего плохого, потому что примерно так и была устроена литература до изобретения книгопечатания. Ещё с Античности авторы не стеснялись брать давно известные сюжеты, персонажей или общую событийную канву из мифов или от других авторов, чтобы переработать их на свой лад, вдохнуть свой смысл (и подогнать под политическую конъюнктуру).

Так книги жили, переводились на другие языки и приживались в других культурах и распространялись столетиями. И скопипастить себе понравившийся кусочек или пофантазировать по теме твоей любимой книжки не было чем-то зазорным — наоборот, ты был крутым писателем или поэтом, который таким образом демонстрировал миру свой кругозор.

Возможно, что-то такое могло бы произойти и с «Дон Кихотом», если бы не одно большое «но»: «продолжение» романа изначально печатали в коммерческих целях.

В 1614 г. Таррагоне неким Авельянедой был издан сиквел к «Дон Кихоту». Сервантес, естественно, пришёл в бешенство: роман был чуть ли не единственной возможностью решить свои извечные финансовые проблемы, которых у него и без этого было немало (да, несмотря на популярность, с финансами у Сервантеса всё было очень плохо).

Как мы знаем, интернета в то время не было, так что вариантов того, как можно бороться с анонимами, которые воруют у тебя роман и зарабатывают на нём деньги, было немного. И Сервантес в 1615 г. публикует свой собственный второй том «Дон Кихота».

Поль Гюстав Доре. Иллюстрация к роману «Дон Кихот Ламанчский». 1863 г.

Фарс в книге достиг небывалых высот. По сюжету Дон Кихот узнаёт о том, как о нём самом написали «фальшивый» роман, а в последней главе Сервантес прямо обращается к автору незаконного продолжения:

«Для меня одного родился Дон Кихот, а я родился для него; ему суждено было действовать, мне — описывать; мы с ним составляем чрезвычайно дружную пару — назло и на зависть тому лживому тордесильясскому писаке, который отважился (а может статься, отважится и в дальнейшем) грубым своим и плохо заостренным страусовым пером описать подвиги доблестного моего рыцаря, ибо этот труд ему не по плечу и не его окоченевшего ума это дело»
«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Часть 2, глава LXXIV.

Хорошие были времена. Но дальше всё было только веселее.

Пираты Елизаветы

XVI век — время Великих географических открытий. Испания в тот период была явно на коне, но и Англия не собиралась от неё отставать. А какие путешествия могут обойтись без пиратов? Хотя королева Елизавета I явно благоволила пиратам по типу Фрэнсиса Дрейка (правда, пиратом его считали только испанцы, чьи корабли он успешно грабил и топил), к пиратам книжным она относилась иначе.

Во время своего правления Елизавета предоставила монопольные права издателям, которые специализировались на печати «основных» текстов. Среди таких текстов и книг были:

Библия;
буквари;
календари;
учебники грамматики;
своды законов.

Короче говоря, самые популярные, объёмные и прибыльные. Теперь мелким издателям, которым не повезло оказаться в группе любимцев королевы, путь в мир лёгкой прибыли был официально закрыт.

Или всё-таки нет?

Реакция проявилась не сразу: напряжение росло со временем. Поскольку монопольные права на печать также означали монопольные права на ценообразование, рост цен на самые популярные книги был неизбежен, а вместе с ним — ограничение доступа к важным культурным текстам у менее обеспеченной прослойки населения.

И именно в этой точке на сцену выходят пираты — нелегальные издатели.

Они были теми, кто, несмотря на риски, печатали эти книги из списка выше и продавали их на «чёрном рынке» по более низкой цене, распространяя тем самым знание (в самом глобальном смысле) среди масс. А риски для таких издателей были серьёзные: таким дельцам угрожали обыски, конфискация нелегальных экземпляров книг и уничтожение печатных машин. И хроники помнят имена этих «Робин Гудов» от мира печатников.

Вот, например, история некоего Роджера Уорда, который печатал пиратские книжки, не имея прав, и продавал их не только в Англии, но и за рубежом. В 1581-1582 гг. Роджера поймали на нелегальной печати, после чего Уорд сознался в незаконной подготовке и продаже 10 000 букварей за 10 месяцев и в печати 400 книг псалмов.

10 000 — это космическая цифра по тем временам. Просто напомню, что за первые 10 лет (!) издания «Дон Кихота», огромного бестселлера, было продано примерно 13 000 экземпляров. Так что всё это было серьёзной угрозой для монополистов на рынке.

Англоязычное издание Библии, 1584 г. Источник

Наказание за пиратство тоже было тяжёлым. Уорду, чтобы избежать уничтожения экземпляров своих книг, пришлось прятать некоторые из них в курятнике, а сам он попал под следствие. Почти все 1580-е годы пират (или «пират»?) провёл в тюрьме и вышел из неё уже в 1590-е. Вместе с ним в тюрьму по тому же обвинению попали ещё как минимум 11 печатников.

Ещё один печатник, Джон Вулф, начал нелегально издавать книги в 1580-х и уже в 1582 г. попал за это в тюрьму. Довольно скоро он вышел и благополучно продолжил свою незаконную деятельность, скрываясь от властей. Себя Вулф предпочитал «скромно» называть Мартином Лютером от книгопечатания.

Тюрьма была эффективным методом борьбы с пиратами только какое-то время.

Довольно скоро и легальным печатникам, и властям стало понятно, что, выйдя из тюрьмы, люди вроде Джона Вулфа продолжают и дальше заниматься незаконным издательством. Очевидно, более низкие цены на книги пиратов привлекали покупателей гораздо больше заоблачных цен официальных издателей.

После нескольких бесплодных лет конфликта государство пошло на уступки.

Фактически от книжных пиратов откупились: Джону Вулфу, например, предложили приобрести долю издательских прав на печать сочинения The A.B.C. with Little Catechism (грубо говоря, букварь для верующих — два зайца одним выстрелом), монополией на издание которого владел до этого один только Ричард Дэй. Какие-то типографии просто выкупались, но важнее всего стали юридические шаги, предпринятые в отношении пиратов.

Stationers’ Company, наверно, важнейшая компания-монополист того времени, пошла на существенные уступки: в 1583-1584 гг. она разрешила не принадлежащим к гильдии издателям напечатать множество книг, включая своды законов; шотландские, французские, датские и итальянские переводы псалмов; ещё 82 наименования защищенных авторским правом изданий; а также любые книги, тиражи которых были к тому времени распроданы.

Такая стратегия борьбы с пиратами сработала и продержалась почти весь XVII в. Но всё изменилось, когда…

Английский Парламент нарушил статус-кво

XVII век прошёл относительно спокойно: примерно половину столетия, с 1662 года, на территории Англии действовал Лицензионный Акт — закон, управляющий издательскими привилегиями. Акт регулировал отношения между уже упомянутым выше Stationers’ Company и королевской властью, включая государственную поддержку авторского права и привилегии гильдии в обмен на согласие гильдии с введением государственной цензуры.

Кроме того, Акт ограничивал и регулировал число издателей, печатных прессов, квалифицированных рабочих, а также печать книг в крупнейших английских городах и их импорт. Корона, по сути, полностью контролировала индустрию, а заодно проводила с его помощью цензурную политику.

Лого Stationers’ Company с невероятно скромным девизом: «Слово Господне остаётся в вечности». Источник

Такое положение не нравилось не только издателям, не попавшим в заветный список, но и писателям, которым Акт точно также мешал зарабатывать на своих произведениях и сильно ограничивал их в правах. Поэтому, когда к 1695 г. пришло время для его пересмотра, Парламент внезапно пошёл на уступки, отменив действие Акта.

Пираты ликовали: больше не существовало никаких специальных законов по охране авторского права, отменены запреты на выпуск и импорт книг. Настало время для экспериментов, и выпуск книг впервые в истории приобретает по-настоящему массовый характер.

К началу XVIII века книги всё ещё продолжали оставаться предметом роскоши, но благодаря пиратам эту ситуацию удалось отчасти изменить. Они, как и раньше, продолжали продавать книги за гораздо меньшую сумму, чем на рынке, оставаясь при этом формально в серой зоне права, но уже не неся таких же рисков, как в прошлом.

Самым известным из таких издателей был Генри Хилл — он переиздавал популярные поэмы, брошюры, проповеди и даже целые журналы, продавая их по ценам от 0,5 пенни до 2 пенсов (сравните их со среднерыночной ценой в 6 пенсов). На каждой книжке ценой в один пенс Хилл печатал фразу «В пользу бедных». Всего таких экземпляров, которые он напечатал за всю свою карьеру, насчитывается около 250 000 штук.

Вот так выглядит первая страница одного из сборников памфлетов, напечатанным Г. Хиллом — своё имя он гордо поместил там же. Источник

Любой, кто хоть немного понимает, как работает рыночек, задастся вопросом: а как у него вообще получилось так радикально снизить цены? Есть несколько причин:

игнорирование требований правообладателя;
использование самых дешёвых материалов;
минимальная прибыль с каждого экземпляра.

Эта бизнес-модель оказалась необыкновенно мощной. Возможно, Хилл был первым человеком в принципе, который вызвал появление массового книжного рынка, базирующегося на большом объёме и низком уровне прибыли.

Денег, конечно, он с этого получал не сильно много, зато социального капитала — ого-го сколько!

Счастье нашего Робин Гуда не длилось вечно. Всё это время Stationers’ Company, бывший главный бенефициар Лицензионного Акта, не считая Короны, пытался вернуть утраченные привилегии. Раз за разом гильдия продвигала в Парламенте проекты нового закона, похожего по наполнению на отменённый акт, но раз за разом Парламент его отклонял. И тогда Stationers’ Company изменил свою стратегию: в новом проекте закона он сосредоточился на правах авторов, а не издателей.

И внезапно это сработало.

В 1710 г. был опубликован Статут королевы Анны — первый в мире закон об авторских правах.

Несколько важных тезисов оттуда:

Правом на текст обладает автор, который, в свою очередь, может продать это право издателю на 14 лет, а затем, при желании, ещё на 14 лет. После этого произведение переходит в общественное достояние.
Все тексты, опубликованные до 1710 г. получали 21-летний срок копирайта — т.е. права издателя на перепечатывание.

Первое издание Статута королевы Анны. Источник

Конечно, вчерашним держателям привилегий на книжном рынке такой расклад совершенно не понравился. Поэтому под различными предлогами в течение нескольких десятилетий, вплоть до 1730-х гг., издатели во главе со Stationers’ Company пытались продлить срок копирайта до вечного. Борьба печатников с Парламентом получила поэтичное название «Сражение продавцов книг». Впрочем, объявленная война постепенно потухла сама по себе — Парламент не стал идти на уступки и оставил срок копирайта в 14 лет.

Теперь монополия на издание книг официально перестала существовать. Значит ли это, что и пираты уйдут после этого в тень?

Как бы не так.

Нелегалы и просветители

Новый век — новые нравы. XVIII столетие стало временем Просвещения, революций, а также первого в истории массового потребления. И последнее особенно сыграло на руку пиратам.

Всё, что могло быть напечатано и переиздано, больше не находилось в безопасности: цепкие ручки пиратов тянулись ко всему. Карты, гравюры, патенты (о них позже), пересказы текстов и даже ещё не изданные произведения — воровалось и перепечатывалось всё, что плохо лежало.

Злободневная гравюра XVIII в., изображающая страдания художника от пиратов. Источник: Courtesy of the University of Chicago Library.

Было бы странно думать, что пиратство никак не повлияло на распространение знаний и идей того времени.

Более того, Просвещение во многом стало возможно именно благодаря пиратству.

На словах какие-нибудь авторы вроде Руссо и Вольтера, может, и нападали на пиратов, но сами не брезговали пользоваться услугами пиратских издательств, когда им было удобно. Работы Исаака Ньютона печатались пиратами и распространялись без его согласия. Было бы нам лучше, если бы пираты играли по правилам, установленным законом и рынком? Не думаю.

Сама метафора Просвещения несёт в себе определённую коннотацию и вызывает ряд ассоциаций, которые указывают на то, как именно распространялись знания. Как свет: повсюду и одновременно с тем хаотично.

Дж. Райт «Философ, объясняющий модель Солнечной системы». Источник

Сейчас у нас имеется какое-то чёткое представление о том, как в мире работает массовая книжная индустрия, но в XVIII в. всё было иначе. Книжное ремесло оставалось очень локальным, а сами книжки поставлялись исключительно на местные рынки. И только пираты меняли эту ситуацию, повышая уровень конкуренции между издателями за читателей.

Почти все известные европейские авторы того времени издавались не только у себя на родине, но и за рубежом. И почти всегда без своего ведома.

«Страдания юного Вертера» Гёте в XVIII веке получили статус бестселлера именно благодаря тому, что его переиздали почти в 30 изданиях (ситуация, немыслимая для сегодняшнего дня) и перевели на множество других европейских языков. Почти ни для чего из этого разрешения, конечно же, не спрашивали. Распространяли не только художественную литературу: сочинения философов, часто радикальные для своего времени, распространяли точно так же, что в конце аукнулось Франции революцией.

Успех Просвещения во многом ещё и заслуга международного характера пиратства. Швейцарские типографии с успехом перепечатывают издания из соседней Франции, нидерландские — переиздают немецкие и английские книги, а в Вене, к примеру, подобные пиратские издания поддерживал сам императорский двор.

Строительство национальных государств и процветание меркантилизма (надеюсь, вы ещё не успели забыть, что это такое), наоборот, только подстегивали развитие пиратства, поскольку нелегальное переиздание книг в таких условиях было выгоднее, чем импорт из-за рубежа.

Но была одна страна, которая особо отличилась в пиратском издании книг.

Нация пиратов

Может прозвучать неожиданно, но такой страной в течение долгого времени были Соединённые Штаты.

В течение XVIII века, пока в Европе книгоиздатели активно переиздавали книги своих соседей, тем же самым занимались литературные пираты в Америке. Но, как правило, только с британскими авторами — их романы перепечатывались, но сами они никогда не получали денег за продажи от американских издателей.

Интересно, что такая система сложилась потому, что у американцев на тот момент ещё не было своей литературной традиции и, как следствие, идентичности. На ранних этапах независимого развития всё, что интересовало американскую общественность, было связано с британской культурой и идеями. А раз какой-то английский роман завоевал популярность на родине, неизбежно, что им заинтересуются и в Америке. Временами дело доходило до абсурда: некоторые пиратские романы в Америке были доступнее для читателей, чем в Великобритании.

Так продавали не только книги, но и газеты вместе с журналами. В ежемесячном журнале Harper's печатались британские авторы, с произведениями которых издатели хотели познакомить американскую публику. По их задумке, таким образом, при помощи «вдохновения» в виде британской литературы, американская может повысить собственный уровень и развить свою традицию. Журналы продавались по низкой цене по вполне понятной причине: британским авторам просто не платили за размещение их текстов в американских изданиях.

Иллюстрация из первого издания Harper’s Bazaar за 1867 г. Источник

Ситуация в мире начала меняться только во второй половине XIX века. Между государствами начали появляться первые соглашения, которые были нацелены на прекращение международного книжного пиратства, а в 1886 г. появился первый в мире стандарт авторского права. Германия, Бельгия, Испания, Франция, Соединенное Королевство, Италия, Швейцария и Тунис подписали Бернскую Конвенцию о защите литературных и художественных произведений.

Однако США не спешили присоединяться к Конвенции. Они продолжали прибегать к пиратству, поскольку только так, по мнению американских издателей, можно было обеспечить большой рынок дешёвыми и доступными книгами. Более того, неприсоединение к Конвенции основывалось ещё и на неприязни конкретно к Британии: сопротивление ей, даже в вопросе печати книг, воспринималось как «отстаивание суверенного права и чёткой политики национального совершенствования». Вот как об этом высказался один из американских издателей XIX в.:

«Все богатство английской литературы принадлежит нам по праву. Английская литература приходит к нам, как жизненно необходимый воздух, беспрепятственно, без налогообложения, даже не требуя перевода; и неужели мы введем такой налог и тем самым возведем барьер для распространения света разума и морали? Не построим ли мы дамбу, которая перекроет поток реки знаний?»
Источник

Но спустя время экономическая выгода взяла верх над общественным благом. Десятилетия спустя издатели сами начали лоббировать законы об авторском праве, поскольку речь шла уже не только о поставке как можно большего количества книг на рынок, но и о конкуренции между издателями различных частей США. Если конкретнее, о соперничестве между издателями Восточного и Западного побережий.

Именно на Востоке издатели первыми догадались, что ограничить конкурента можно при помощи апелляции к международным соглашениям об авторском праве. Так началось быстрое движение к правам авторов из других стран. Кроме того, с 1930-х годов США сами стали экспортировать товары и услуги, в том числе и книги, и теперь сами нуждались в защите собственных прав. Короче, как часто это бывает, рыночек порешал.

Вершиной новой политики стало присоединение к Бернской конвенции 1886 г. — правда, сделали США это только 100 лет спустя, в 1989 г.

Вместо выводов

Чтобы написать эту статью про экскурс в историю книжного пиратства, мне пришлось уподобиться своим героям (или объектам исследования, называйте как хотите) и тоже стать пиратом. Да, те источники, которые не лежат в открытом доступе, я просто спиратила.

Плохо ли это? Ну, возможно, с точки зрения позднего капитализма — очень. Был ли у меня выбор? Вряд ли.

Смотрите, в чём дело. Вот, сколько стоит одна из книг, которую я спиратила, чтобы прочитать, осмыслить информацию оттуда и написать этот текст:

Пересчитайте эти деньги по нынешнему курсу и поседейте: 4000+ рублей за бумажный вариант и больше 2500 — за электронку. И я ведь даже не собиралась читать её целиком!

Сюр в том, что даже если бы у меня было столько денег, чтобы прикупить себе этот прелестный талмуд, возможности это сделать у меня всё равно нет. И что мне, да и многим, очень многим людям в мире, остаётся делать?

На современном книжном рынке складывается такая ситуация, что чтение постепенно превращается в привилегию и роскошь.

Но это не должно быть так. Чтение — это право, воспользоваться которым должна быть возможность у каждого.

«Можно просто сходить в библиотеку!» Можно, не спорю. Ещё можно с лёгкостью не найти того, что тебе нужно. Можно столкнуться с цензурой и ограничениями, которые навязывают тебе, что ты должен читать, а что нет. Можно много чего, но иногда проще, быстрее и доступнее будет просто книжку спиратить.

И ладно бы ещё эти деньги шли авторам или людям, готовящим издание книги: редакторам, корректорам, верстальщикам, иллюстраторам. Но большая часть почти всегда уходит в карман издательству, а исключение составляют, наверное, только особо именитые и продаваемые авторы. И в итоге выходит ни нашим, ни вашим. От пиратства потеряют не столько авторы или работники типографии, сколько издательства.

Есть сферы, где без пиратства вообще невозможно. И я имею в виду науку.

Чтобы самому быть исследователем, нужно постоянно читать, что пишут твои коллеги-учёные, быть в актуальном контексте. Чтобы делать это, необходимо покупать журналы или книги: есть ли, например, у какого-нибудь аспиранта-физика средства на то, чтобы делать это регулярно? Университеты и институты оформляют коллективные подписки на ресурсы, но последние пару лет (все понимают, почему) в России это невозможно. Ты либо пиратишь, либо просто признаешь себя недееспособным.

Ещё интереснее становится, когда дело касается собственных публикаций. В среднем, чтобы написать одну естественно-научную статью, исследователю нужно прочитать около 45 статей, книг или иных источников. Абсолютное большинство из них не читаются целиком — авторы просто берут отдельные куски из них, чтобы использовать в собственном исследовании. Сколько денег уйдёт, чтобы приобрести легально всю литературу? И сколько в итоге наш несчастный учёный получит за свой текст? Вот и думайте.

Книжная индустрия не умрёт из-за Флибусты, Либгена или людей, которые ими пользуются. Пираты живут уже 500 лет, меняются, подстраиваясь под постоянно меняющиеся реалии, и вместе с ними меняются и издательства, и законодательства. Это бесконечная игра в кошки-мышки, где никогда не будет победителя, потому что пиратство — это всегда про реакцию на несовершенства индустрии. А поскольку совершенство невозможно, пиратство будет всегда.